Дождевые потоки, сливаясь мутной рекой, вяло текут по асфальту. Неуклюжие в своем движении пешеходы бегут по лужам, торопятся, проклиная эту непогоду, этот день и, заодно, всё на свете. Одетый в костюм-тройку крокодил Гена с игрушечным оскалом-улыбкой на резиновой пасти сидит в самой большой луже и играет на музыкальном инструменте. Он думает, что играет. На самом деле – ждет. Ждет свою пресловутую птицу счастья, закамуфлированную под винтокрылую машину старого маразматика. Верит, что прилетит. Не прилетит, Гена. Пролетать, вечно пролетать – это наша печальная функция в этом паршивом мире. Да и чем может помочь тебе, или порадовать, этот старикан? Показать полнометражный сеанс порнушки на халяву? Или попытаться подсластить горькую пилюлю жизни продукцией компании «Айс-Фили»? Будь выше этого, Гена. Даже твоя безразмерная резиновая пасть не поможет тебе в этом. Объешь хоть всех мороженщиков на свете – слаще не станет.
      Почему выдался такой дождливый день и почему ты так одинок? Ну, сразу и не скажешь…
      Можно, конечно, поверить французам с их хрестоматийным «Шерше ля…»… Да, женщина в твоей жизни проявила себя самым радикальным образом. Многие могут возмущаться ее поведением. Но мы-то с тобой знаем, что судить – ох, как неблагодарно… Хотя и легко на первый взгляд… Да нет, она не была старой, эта твоя Шапокляк. Она поседела от безответной любви к тебе. Еще бы - любить такого крокодила… Стать его тенью. Следовать за ним неотступно. Искать свое место в его – в твоей – жизни. И знать, что взаимности не дождаться… Никогда. Конечно, ее объявление войны трудно оправдать. Но пытался ли кто-нибудь сделать это? Усмехаешься, зеленый? Еще бы… Ты шел своей дорогой, а она вечно вредила тебе. Чего стоит одна эта тошнотворная затея с кошельком на веревочке. Каждый содрогнулся бы. Или тот поезд дальнего следования с пригородным маршрутом… Можно ли ждать награды за такие сюрпризы сквозь оконное стекло, вниз головой? Но ты, Гена, должен понимать, что подобный пируэт дамы чего-нибудь, да стоит… Невольно напрашивается аналогия с Мата Хари. Или с Клеопатрой, спрятавшейся в рулоне ковролина. Впрочем, Клеопатры мы касаться не будем. Клеопатра - это особая тема… Я вот о чем подумал. Могло бы у вас с Шапокляк быть будущее? Возможно ли представить, что она изменилась бы к лучшему, согретая – если ни твоей любовью – то, хотя бы, участием и благодарностью за ее чувство? Доброе сердце творит чудеса. И всё у вас могло бы получиться… Но у нашего жестокого мира есть закон, почти не знающий исключений: философ должен быть одинок. И история красноречиво свидетельствует, что это так. Так что, не судьба, Гена. Ты сам это знаешь, и не мне тебя успокаивать.
      Ты прав: есть еще и друзья. Друзья навеки. Вот о ком можно поговорить и позубоскалить вдоволь. Я имею в виду Чебурашку. Ваши отношения многим можно ставить в пример. Ученик, беззаветно и бескорыстно следующий за своим учителем. Оруженосец, заведомо прощающий все причуды рыцаря. Ведь ты рыцарь – с этим никто не поспорит.
      Заведомо опустим крики вокзальной толпы, скандирующей призывы заклеймить позором такого «рыцаря», оставшегося равнодушным к тени бедной Шапокляк… Не объяснять же каждому… Да и что тут можно объяснить… Я о другом. О рыцаре идеи. Сократ и его любимый ученик Платон? Или Дон Кихот и Санчо Панса?
      Геннадий, честно скажу: это было круто. В наше время, когда тотальная конфронтация стала чем-то вроде цвета обоев в спальне, или несмываемого налета прогорклого жира на сковородках, сваленных неопрятной грудой в раковине – твоя позиция контролируемого пацифизма и упругой, но неагрессивной требовательности к себе и к окружающим – как блесна, зацепившаяся за губу неловкого рыболова, до капли водянистой крови наколола весь наш тусовочный социум, бросила вызов самим основам сложившегося общежития. Гхм… О чём это я? Ну, как же – ты ведь сам говорил: «Нет. Не смешно. И очень даже глупо». Могут спросить, где здесь пацифизм? Не обращай внимания, Гена, им лишь бы спрашивать… Я же сказал: контролируемого. Понимали бы чего… Я об идее хотел сказать. О твой идее. Которую ты, будучи крокодилом, даже и сформулировать-то не мог по-человечески. Твой ученик и последователь пошел дальше и выразил твои мысли ярче: «Мы строили, строили… и построили.» Честь и хвала вашему союзу. Ученик всегда должен идти дальше своего учителя, особенно, когда посылают… А посылали часто.
      Что и говорить, вы были красивой парой. Многие завистливо вздыхали. А кто-то даже утирал слезу, когда ты пел свою песенку про голубой вагон, а Чебурашка многозначительно помалкивал в унисон тебе…
      И всё же… Нет, мой дорогой, не пяль так укоризненно на меня свои пучеглазые. Как мыслитель, ты не можешь не признать мою правоту. Лопоухий друг – не лучший подарок судьбы. Особенно, когда на каждом перекрестке пытаются впарить всякую дребедень. Да, Гена, да… Мир жесток. Согласись – разве смог даже Платон уберечь Сократа от чаши с цикутой? То-то же… Я уж молчу про Санчо Пансу…
      Но я был бы бесконечно несправедлив, если бы не упомянул о светлом. Есть ли оно? Есть. К каждой бочке чернейшего дегтя припасена маленькая десертная ложечка отборного мёда. Не веришь? Понимаю тебя, ох, как понимаю… Но поверь – он существует. Твой соратник и сподвижник. Нет, не пугайся. Его зоологическая принадлежность зафиксирована гораздо отчетливее, чем у Чебурашки. Он – кот. Но замечательный кот. Правда, он из другой сказки… Но он так же, как и ты, любит музыку и он тоже философ. О, большой философ! Его основной постулат: «Ребята, давайте жить дружно!» Представляешь, до чего он додумался под свой полонез Огинского? Его зовут Леопольд. Запомни, Геннадий это имя. Хотя, вряд ли вы когда-нибудь встретитесь… Ведь вы живете в разных сказках. Да и врагов у него – поболе твоих. Мыши – вот его проклятье. Враги лютые и непримиримые. Да, вместе с Леопольдом, вам было бы легче. Но пролезть в чужую сказку редко кому удавалось… Не грусти, Гена. Главное – знай: он есть. И пусть это тебя греет даже в такой дождливый день.
      Только об одном я тебя убедительно прошу: уйди с дождя. Уйди с дождя, Гена. Уйди. Не терзай мне душу. иди играй на своей дурацкой гармошке в подземном переходе. На виду у вечно снующих пешеходов. Нет, не оценят они твоего оптимизма. Еще и за попрошайку примут. Но тебе-то – не всё ли равно? Теперь-то уж… Так что, иди, пой в своем заплеванном переходе с мертвенно мерцающими ртутными лампами. А с дождя – уйди. Потому что, когда по твоей резиновой, извини за фамильярность, морде стекают дождевые капли – мне кажется, что это слёзы. А я не могу, не могу, не могу видеть, как плачут молодые, чистые душой крокодилы.