Туннель? Склеп? Абстрактное подземелье? Взорванный, корчащийся в судорогах сегмент метростроя? Закопченная нечеловеческой копотью, засыпанная тихо падающими с низкого потолка хлопьями черной сажи трубка безнадежного курильщика? Высверленный канал изнемогающего от боли кариесного зуба Мироздания? Прорытая насквозь в черепе Земли норка гигантского слепорожденного червя? Трубчатая кость сдохшего и окаменелого мегаллозавра? Тусклый коридор реинкарнации? Обугленная соломина в масштабе 1х2000? Тихий, тихий ужас? Черная тоска? Финиш?
      Все, что угодно, но только не финиш. Если отодвинуть скрипучую дверь, то станут видны ступеньки, спускающиеся вниз и мокрый асфальт. Свет? Он есть, но принадлежит, по преимуществу, пасмурному небу. Звуки? Их много, даже в избытке. Однако, преобладает сухой, несмотря на мокрый асфальт, равномерный, как безумный в своем безразличии метроном, раздражающий и успокаивающий одновременно - звук метлы. А значит… А значит, и встреча с дворником Михалычем неминуема. Хотя это и не самое страшное в этом мире.
      Надежда? Надежды нет.
      Впрочем, о дворнике интереснее. Михалыч уважал себя за широту взглядов. За продвинутое отношение к людям. Он находил язык и с новыми русскими, и с бомжами, и с обычными инженерами и учителями. Разные люди жили в доме. Еще более разные проходили по вверенной дворнику территории. И для каждого у него находилось слово. Не всегда цензурное, но почти всегда от души.
      Преодолеть три ступеньки нетрудно - если затаить дыхание и не делать резких движений. Зато после - награда гладкой и прямой дороги - до самого угла дома. Если ничто не нарушит эту дорогу. Например, оклик дворника.
      — Колян! Никак, за провизией отправился? Или по делам? Хоть бы поздоровался. Ну, да ладно, мы не гордые…
      Только еще не хватало сцепиться языком с Михалычем. Тогда точно не дойдешь до угла.


е р ы г а
е р ы г а

е р ы г а

      Метаболизм - серьезная штука. От него не отмахнешься. Это полезно знать не только профессиональным биохимикам, но и любителям от жизни. Если скорость выведения организмом продуктов саморазрушения не поспевает за пополнением, подбрасываемым неутомимым разумом - довольно скоро этот процесс может остановиться вовсе. И обижаться будет не на кого. Потому что, вопреки распространенному заблуждению, расплачиваться приходится не за что-то особо неправедное с твоей стороны, а просто за то, что ты жил. А если уж еще и экспериментировал с сомнительными техниками - будь то героин, любовь, или цветная гравюра на дереве - тут уж, как говорится…
      Впрочем, метаболизм - вещь беспристрастная: жил - плати.
      Обогнуть угол - уже маленькая победа. А немаленькая - это достигнуть гастронома. Сверхзадача - купить хоть чего-нибудь пожрать. Не потому, что хочется. А просто нужно же поддерживать и развивать пищевую промышленность близлежащих стран. Да и своей, иногда. Шутка. Просто личный опыт подсказывает - совсем без еды не обойтись даже презренному наркоману.
      Наркомания? Кто сказал, что это болезнь? Может быть, еще - образ мысли? Хренушки. Кто вообще придумал это слово? Проблема человека вовсе не в том, что он добавляет себе очередную степень несвободы. В конце концов, свобода - такая же иллюзия, как честный политик, или витамины, способные поддержать в период эпидемии. Проблема человека - в том, что он жив. Живет. Всё еще. Несмотря ни на что.
      Пасмурный день хорош тем, что можно обойтись без темных очков. Яркий свет бьет по глазам болью. От земли взгляда не оторвать.


е р ы г ае р ы г а
е р ы г а

е р ы г а
е р ы г а


      Человек - это когда скотина понимает, что дальше так жить нельзя. Как он себя поведет после подобного осознания - дело десятое. Хотя, может быть, в этом десятом и состоит главное человеческое качество…
      Не то.
      Человек - это когда зарождается непреодолимая потребность жалеть другого. Человека.
      Но не настолько.
      Человек - это тварь, способная умереть в разлуке.
      А как же лебеди?
      Всё - херня. Человек - это непознанное.
      Но если живет, если жив, если не сдох - значит, есть на то причина. Высшая. Хотя бы, воспоминание. О ком-то. Без кого - нельзя.
      Ты покажи мне горсть черного жемчуга и сделай так, чтобы ты и я, мы оба, увидели эту горсть сходным образом и одинаково назвали. Сможешь? Конечно, сможешь. Это так сладко - совпасть с любимым человеком в том или ином ощущении. Испытать независимо друг от друга, но совпасть. И сказать: мы созданы друг для друга, у нас столько общего. Конечно, созданы. Кто бы спорил… Но не это самое главное. Не самое. Любить - это значит радоваться радости близкого человека. Но - не радостью. Потому что, если мы оба в восторге от "Кукушки" Цоя и если мы счастливы, слушая ее вместе - то причем здесь мы, как единое явление? Это "Кукушка", а не МЫ. Вот если она терпеть не может Питера Гринуэя, но ей хорошо, когда я с наслаждением смотрю "Отсчет утопленников" - это о многом говорит. О ней говорит. Не обо мне же. Обо мне будет сказано, когда я искренне порадуюсь блаженству в ее глазах от "Мумий Тролля" или IRON MAIDEN. Не превращаясь автоматически в фаната ее пристрастий. Всё очень просто. Ей хорошо - и ты счастлив. А вовсе не потому, что тоже обожаешь этот фильм, мелодию, или цветок. Это очень важно. Потому что…

                                                                    
                                                                  
                                                               е р ы г а
                                                                   
                                                            е р ы г а
                                                         
                                                        
                                                        е р ы г а
                                                        е р ы г а
                                                       е р ы г а 
                                                     
                                                  

      Они вышли из подъезда и судорожно сплелись в глубоком поцелуе. Этот казался слаще тех, что достались в теплых стенах.
      Ей захотелось в эту ночь пускать петарды. Кажется, был Старый Новый Год. А мороз и ветер с секущим снегом в лицо представлялись не только не помехой, но романтическим антуражем. И он любовался ее непосредственностью. И почти бессознательно мусолил в кармане зажигалку…
      Он запомнил ее, стоящую на коленях в снегу, перед петардой, никак не желавшей поджигаться…
      Впрочем, разве это может быть иначе…
      Петарды - чепуха. Но когда "римская свеча" величественно поднялась над ними до высоты девятого этажа и с грохотом осыпала их искрящимися огнями - стало понятно, что это всерьез.

      Она была моложе его. Или он моложе ее? Неважно. Они были моложе своего счастья. Не успели вызреть в этом коконе, с обоюдоострыми днями, в этой покрывшейся твердой корочкой куколке с ночами на вырост. Похожими на крылья нерожденной бабочки. В этом протяжном ожидании своего цветения. Как два венчика на одном стебле с раскосыми листьями.

                                             
                                             е р ы г а
                                           
                                           е р ы га
                                                    
                                           
                                           
                                           е р ы г а
                                                        
                                           е р ы г а
                                           
                                                  

      Почему в магазине на него так смотрела уборщица? Словно предупреждала: имей в виду, мразь, в последний раз - завтра не пустим. Он всегда был вежлив с продавцами и никогда не лез без очереди. Да и на завтра он, собственно говоря, не претендовал. Просто зашел за хлебом и сыром. И еще взять какой-нибудь крупы. Но это был только предлог. На самом деле, он зашел в магазин за небом. Ну, а куда еще идти? Нигде неба нет… Он и не надеялся особо. Но все-таки подумал: вдруг?
      Нет.
      И продавщица из хлебного отдела, когда он спросил, нет ли у них неба, не расслышала и так швырнула ему батон, что тот отскочил от прилавка и упал на пол.
      Зачем они так?
      И пришлось поднимать батон и забирать с собой. Хотя, и так уже было ясно - можно уходить ни с чем.
      Неба здесь не предвидится.

      Где взять силы? Как справиться с тошнотой? Как вынести эту гигантскую, ощетинившуюся, вставшую на дыбы сколопендру мегаполиса? "Дорожит стоножка чистотою ног. И столичной пастой…" Реклама обувного крема. Замазать всё гуталином и закрыть глаза, чтоб не видели. Только не надо переводить на политику. Тошно. Каждый сам отвечает за себя. И еще хотя бы за одного человека. Это если повезет в особо крупных размерах. И если повезет - задача каждого отдельно взятого - защитить и сохранить этого одного или не одного близкого. Защитить от вздыбившейся сколопендры высотой в холке с Газпром. Где взять…

 е р ы г а 
                      
                            
                                          
                                          е р ы г а 
                                           е р ы г а 
                                                
                                                      
                                                              
                                                                               
                                                                                    е р ы г а 
                                                                                     

      На прошлой неделе он увидел на улице сиреневый автобус. Он даже застыл от неожиданности. Вообще-то, он не помнил, по какому поводу оказался на улице. Может, шел за чем. Или просто думал о своем. Ведь неважно, где думать. Лишь бы вовсе не потерять такую способность. И он время от времени заставлял себя тренироваться в этом специфическом умении человека. Но когда он увидел этого красавца, соперничающего цветом с подмосковной сиренью венгерского происхождения, то совсем потерялся в этом мире. Осталось только восхищение, заполнившее душу, подобно сиреневому аромату. И он понял, что это восхищение, важнее многих мыслей, даже большинства мыслей. Но такие автобусы попадаются не на каждом углу, а если и попадаются, то быстро исчезают. И этот тоже исчез. И не хотелось возвращаться. В мир, где только автобус может напомнить о сирени.

      А сегодня отказало одно ухо. Просто перестало слышать. Собственно, удивляться нечему. Организм постепенно и очень последовательно сдает свои позиции на этом свете. Интересно другое. Насколько деформируется звуковая картина мира для одноухого наблюдателя. Дело даже не в определенных сложностях с ориентацией, особенно, на перекрестке. Ориентация - чепуха. Но окружающий мир становится совсем другим. Словно трава начинает расти не из земли вверх, а из заборов слева направо и справа налево. Дверные ручки прикручены кем-то к асфальту. Автомобили, подобно разноцветным хамелеонам, резво карабкаются на стены древовидных домов. А самолеты так и норовят самурайским мечом вспороть город наискось и выпустить всю эту требуху. Да бог с ним, с ухом. Мира жалко. Хотя, новый ничем не хуже прежнего. Что бы сказала она? Пожалела бы? "Любишь ты себя жалеть", - сказала она как-то… Сказала, жалея.
      Нет, он любил жалеть ее.
      И как звучал бы ее смех, если слушать одним ухом? Да, вот этого действительно жалко. Но в одном можно не сомневаться - в той далекой жизни она и глухого его любила бы не меньше. А в этой? В этой, теперь и сейчас - всё это неактуально.

      Какого черта они навязывают свою картину мира? Добро бы - картина стoящая… А то - разве что дыру на обоях завесить. Впрочем, такую дыру еще поискать, чтобы оказалась безобразнее. Чего они добиваются? Какая ретушь и косметический ремонт могут здесь помочь? Так может, сразу пригласить ребят из духовой секции, чтобы минорно и басово сыграли главный хит? Ну, и контрабасист с ударником - без них никак. Впрочем, контра- может заартачиться, сославшись на величину инструмента. Нда, с контрабасом следом за гробом - работенка еще та…

   
                е р ы г а
                 
                е р ы г а 
                 
                     е р ы г а 
                   е р ы г а 
                      
                            
                                          
                                          е р ы г а 
                                          
                                          
                                          
                   е р ы г а 

      Вчера в почтовом ящике выросло дерево. Маленькое, но настоящее. Наверное, это из семечка, что занесло ветром в распахнутое окно на лестничной клетке. Или кто-то прислал по почте? Кто бы это?.. Неужели…
      Главное - ему там совсем тесно и темно. Надо пересадить. И хотя очень болели суставы, он пошел пересаживать под окно. А куда же еще дерево? Только под окно. Землю надо было удобрить и выкопать ямку поглубже. Иначе корням будет тесно. И дерево надолго заболеет.
      В самый разгар пересадки тихо подошел Михалыч, долго наблюдал, хотел что-то спросить, но осекся и ушел так же неслышно. Чуткий человек.
      Интересно, что это за дерево? Может, саженец груши? Или маленькая сосёночка? Нет, скорее - кипарис. Все обомлеют, когда он здесь вырастет, выше пятого этажа. Правда, ему будет нелегко морозной зимой.
      Но до зимы еще далеко.

      Часто на исходе ночи, когда рассвет уже близок, но еще не виден, и до него приходится добираться осторожными шагами по тающему льду, ежесекундно рискуя провалиться в холодную воду и с головой уйти в темную глубину, когда бессонница уже больше не раздражает, а лишь подтверждает старую истину, что от себя не отдохнешь, когда мир напоминает остывшее кострище на берегу ветреной реки - в эту мучительную пору часто, вновь и вновь, приходит мысль, ясная, как мелодия, сыгранная на флейте в подземном переходе: почему нельзя быть счастливыми?
      Почему? - если она говорит тебе: я могла бы за тобой босиком по снегу…
      Почему? - если ты говоришь ей: если этот … (то есть, ты сам) перекинется на кого-нибудь еще, я этого … (то есть, себя самого) удавлю вот этими руками.
      Почему?
      Если достаточно быть вместе. Рядом. Если нет ничего прекраснее, засыпая и просыпаясь - видеть рядом любимого человека.
      Наверное, потому, что счастье - это кузнечик. Вы когда-нибудь замечали, какой ужас вызывает обыкновенный кузнечик, сидящий на голой, оклеенной обоями стене? По причине кричащего несовпадения его местонахождения с истинным местопребыванием, которое ему предписано сущностью мира сего. И еще, наверное, потому так страшно, что ему до такой же степени жутко и одиноко на стене твоей комнаты, как тебе - на стенке Мироздания. Протяни руку - и скакнет маленький срекозел в неизвестном направлении. И никому не станет от этого легче и теплее - ни человеку, ни бедной букашке…




      Сумерки так отчетливо напоминали о своем наступлении, что для их обнаружения даже не пришлось оборачиваться к окну. Оно было зашторено круглосуточно. Когда возникала необходимость сделать укол, приходилось включать сгорбленную настольную лампу с накинутым на нее платком. Особенно, вечерами. Сегодня он не дождался вечера.
      Смутно пошевелился в кресле и, потянувшись, щелкнул выключателем. Зажмурился. Постепенно стал привыкать к свету. Еще немного - и можно будет найти на столе свежий шприц и склянку со Счастьем.
      Он вяло задрал рукав и уставился на сплошь исколотые запястья. Выше - то же самое. И на бедрах аналогично.
      Вспомнились ее руки. Совершенством этих линий и гладкостью кожи он столько раз любовался. Но сейчас вспомнилось другое. Ее рука. Чуть более прозрачная, чем обычно. С двумя синим пятнами от иглы наркоза. Анестезиолог не с первого раза нашел вену. Мальчишка. Ему ли знать о снайперском попадании в вену! Сопляк. И он еще смел развлекать ее разговорами до того момента, как она заснула? (Пусть даже таким способом он мог следить за ее состоянием.) Все эти врачи - похабники и неучи. Они не способны пожалеть человека. Они на работе. А на работе реакция на страдание притупляется. Неучи безграмотные. Только и знают - исковырять и бросить. Анестезиолог, видите ли… Да что он возомнил из себя?! И ведь… держал за руку и развлекал разговорами… пока не заснула…
      Спать… Всем спать… Сон восстанавливает потерянные силы и восстанавливает организм. Сон… Человеку необходимо спать. Но не потому что восстанавливает. Ничто не восстанавливается… И потерянного не вернешь… Но спать… Но спать нужно… Жизненно важно. Во сне не так одиноко. Хотя бы иногда встретишь кого-нибудь близкого… Кого-нибудь? Нет… Просто близкого. Потому что близкий, родной человек не бывает "кем-нибудь"… И если не спать то можно превратиться в дерево. Это не так плохо… Совсем не плохо… Совсем не так плохо, как быть человеком. Но… Покрываться корой легче с понедельника… А сегодня… Какой-то другой день… Неважно. Главное - до понедельника далеко…
      Подождем…

                                                                  
                                                                  
                                                               е р ы г а
                                                                   
                                                            е р ы г а
                                                           
                                                        
                                                        е р ы г а
                                                        е р ы г а
                                                       е р ы г а 
                                                     
                                                  
                                              е р ы г а